новая папка 2 / 47972

Кто одинок на страже шумной жизни, Кто в руки взял двойные лук и факел, Кто — так непостижимо — сами мы…

О, тайный лик! Ведь я тебя чеканил Вмедалях из серебряной истомы, Из серебра, нежнее зорь осенних, Из золота, горячего, как солнце, Из меди, мрачной меди, точно ночь. Чеканил я тебя во всех металлах, Которые звенят светло, как радость, Которые звучат темно и глухо,

Звучат — как слава, смерть или любовь. Но лучшие — я мастерил из глины, Из хрупкой глины, серой и сухой…

Сулыбкою вы станете считать их И, похвалив за тонкую работу,

Сулыбкою пройдете мимо них… Но как же так? но что же это значит? Ужель никто, никто из нас не видел, Как эти руки нежностью дрожали, Как весь великий сон земли вселился,

Как жил во мне, чтоб в них воскреснуть вновь?

Ужель никто, никто из нас не понял, Что из металлов благостных я делал Моих богов, и что все эти боги Имели лик того, всего святого, Что чувствуем, угадываем тайно

Влесу, в траве, в морях, в ветрах и в розах, Во всех явленьях, даже в нашем теле, И что они — священно — сами мы!..

1910. Февраль

Поэза о солнце, в душе восходящем

Вмоей душе восходит солнце, Гоня невзгодную зиму.

Вэкстазе идолопоклонца Молюсь таланту своему.

Вего лучах легко и просто

Вступаю в жизнь, как в листный сад. Я улыбаюсь, как подросток, Приемлю все, всему я рад.

Ах, для меня, для беззаконца, Один действителен закон:

Вмоей душе восходит солнце, И я лучиться обречен!

1912. Май

Грезовое царство

Я — царь страны несуществующей, Страны, где имени мне нет… Душой, созвездия колдующей, Витаю я среди планет.

Я, интуит с душой мимозовой, Постиг бессмертия процесс.

Вмоей стране есть терем грезовый Для намагниченных принцесс.

Вмоем междупланетном тереме Звучат мелодии Тома. Принцессы в гений мой поверили, Забыв земные терема.

Их много, дев нерассуждающих, В экстазе сбросивших плащи, Так упоительно страдающих И переливных, как лучи.

Им подсказал инстинкт их звончатый Избрать мой грезовый гарем.

Они вошли душой бутончатой, Вошли — как Ромул и как Рем.

И распустилось царство новое, Страна беэразумных чудес… И, восхищен своей основою, Дышу я душами принцесс!..

1910

Тринадцатая (новелла)

Уменя дворец двенадцатиэтажный,

Уменя принцесса в каждом этаже,

Подглядел-подслушал как-то вихрь протяжный, — И об этом знает целый свет уже.

Знает, — и прекрасно! сердцем не плутую! Всех люблю, двенадцать, — хоть на эшафот! Я настрою арфу, арфу золотую, Ничего не скрою, все скажу… Так вот:

Все мои принцессы — любящие жены, Я, их повелитель, любящий их муж. Знойным поцелуем груди их прожжены, И в каскады слиты ручейки их душ.

Каждая друг друга дополняет тонко, Каждая прекрасна, в каждой есть свое:

Та грустит беззвучно, та хохочет звонко, — Радуется сердце любое мое!

Поровну люблю я каждую принцессу, Царски награждаю каждую собой… День и ночь хожу по лестнице, завесу Очередной спальни дергая рукой…

День и ночь хожу я, день и ночь не сплю я, Вупоеньи мигом некогда тужить.

Жизнь — от поцелуев, жизнь до поцелуя, Вечное забвенье не дает мне жить.

Но бывают ночи: заберусь я в башню, Заберусь один в тринадцатый этаж,

Исмотрю на море, и смотрю на пашню,

Ичарует греза все одна и та ж:

Хорошо бы в этой комнате стеклянной Пить златистогрезый черный виноград С вечно-безымянной, странно так желанной, Той, кого не знаю и узнать не рад.

Скалы молят звезды, звезды молят скалы, Смутно понимая тайну скал и звезд, — Наполняю соком и душой бокалы И провозглашаю безответный тост!..

1910

Прогулка короля (этюд)

П.Я. Морозову

Яиду со свитою по лесу. Солнце лавит с неба, как поток.

Ясмотрю на каждую принцессу, Как пчела на медовый цветок. Паутинкой златно перевитый Веселеет по'лдневный лесок.

Яиду с принцессовою свитой На горячий моревый песок. Олазорен шелковою тканью, Коронован розами венка, Напевая что-то из Масканьи, Вспоминаю клумбу уокна…

Наклонясь с улыбкой к адъютанту — К девушке, идущей за плечом, —

Яберу ее за аксельбанты,

Говоря про все и ни о чем… Ах, мои принцессы не ревнивы,

О, океана золотая, — Крещенский солнечный восход! Скользит, как вздох Эола, тая По скатогориям Алтая

Победоносный лыжеход. Снега, снега, — как беломорье… Восход бестепел. Вдоль полян Метет предутренник с нагорья

Пушисто-снежное узорье, А ветер светел и ледян. Осветозарь мои веленья, Мои желанья и пути,

Ты, созидающий оленя, Как бодрость упоенной лени, Дающий десять для пяти! Гуди, ледяное безводье!

Пылай короною. Январь! Крепи, бурят, свои поводья, А Ты, Эмблема Плодородья, Мои пути осветозарь!

1910

Агасферу морей

Вижу, капитан «Скитальца-моряка», Вечный странник, Вижу, как твоя направлена рука На «Titanic»…

Знаю, капитан немого корабля, Мститель-призрак, Знаю, что со дня, как выгнала земля, Буре близок…

Верю, капитан «Голландца-Летуна», Враг боязни, Верю, для тебя пустить корабль до дна —

Страстный праздник…

Злобный хохот твой грохочет в глубине Окаянно:

Все теперь — твое, лежащее на дне Океана…

Рыбам отдаешь — зачем трофей тебе?! — Все — для пищи… Руку, капитан, товарищ по судьбе, Мой дружище!

1912. Апрель

На летуне

Валерию Брюсову

Король на плахе. Королевство — Уже республика: и принц Бежит, сестры спасая детство, Водну из моревых провинц.

Итам, в улыбности привета, У острых шхер, усонных дюн, Их ждут — и палуба корвета,

Икомфортабельный летун,

Вперед! — осолнечен пропеллер, Стрекочет, ветрит и трещит. Моторолет крылит на север, Где ощетинен бора щит.

Скорбит принцесса. Валой ленте Лукавит солнце, как Пилат. Злодея мыслит в президенте Беглец из мраморных палат.

И, очарованный полетом, Дарит пилоту комплимент, Не зная, что его пилотом — Никто иной, как президент!

1912

Газэлла

Мой мозг словами: «Ты больной!» — сжимаешь ты, И хлыст упругий и стальной сжимаешь ты.

Я хохочу тебе в лицо, я хохочу, — И, в гневе, хлыст своей рукой сжимаешь ты.

Над головой моей взнесла свистящий хлыст, — Ударить хочешь, но с тоской сжимаешь ты.

«Живи, люби, пиши, как все! и будешь — мой…» Меня в объятьях, — и с мольбой, — сжимаешь ты.

Немею в бешенстве — затем, чтоб не убить! Мне сердце мукой огневой сжимаешь ты.

Веймарн 1912. Август

Рондели («ОМиррегрезит Вандэлин…»)

ОМирре грезит Вандэлин,

ОВандэлине грезит Мирра. Она властительница мира, И он — вселенной властелин. Люблю я в замке меж долин

Внимать душою, полной мира, Как Миррой грезит Вандэлин, Как Вандэлином грезит Мирра, Под стрекотанье мандолин Дрожит моя больная лира, Что Мирры нет, что в мире сиро И что — всегда, всегда один — Грустит о Мирре Вандэлин.

1911

Врубелю

Так тихо-долго шла жизнь на убыль Вдуше, исканьем обворованной… Так странно тихо растаял Врубель, Такбезнадежно очарованный…

Ему фиалки струили дымки Лица трагически-безликого… Душавпитала все невидимки, Дрожа в преддверии великого…

Но дерзновенье слепило кисти, А кисть дразнила дерзновенное… Он тихо таял, — он золотистей Пылал душою вдохновенною…

Цветов побольше на крышку гроба; В гробу — венчанье!.. Отныне оба — Мечта и кисть — в немой гармонии, Как лейтмотив больной симфонии.

Апрель 1910

Демон

Княжне Ар. Шахназаровой

Кавказ! Я никогда не видел Твоих ущелий, рек и скал И на арабце, чуя гибель,

В ущельях скользких не скакал.

Но страстная волна Дарьяла

В моей душе рождает гул; Мне сердце часто повторяло, Что порывается в аул.

Там где-нибудь в грузинской сакле, Под стон унывной каманчи, Еще легенды не иссякли — Грез неистечные ключи,

Мне верится, твои Тамары, О магнетический Кавказ, Еще волшбят в чинарах чары, Ещене кончили свой сказ…

Еще не высохла Арагва, Ещене вымер Синодал, Но Демон пламенно и нагло

Уж не возникнет между скал:

Теперь, когда проник в Эдем он, Воссев на покоренный трон, Томится пресыщенный Демон, И ни о чем не грезит он…

1911. Ноябрь

На смерть Фофанова

Поэзия есть зверь, пугающий людей.

К. Фофанов

Пока поэт был жив, его вы поносили, Покинули его, бежали, как чумы… Пред мудрым опьяненьем — от бессилья Дрожали трезвые умы!

Постигнете ли вы, «прозаики-злодеи», Почтенные отцы, достойные мужи, Что пьяным гением зажженные идеи — Прекрасней вашей трезвой лжи?!

Постигнете ли вы, приличные мерзавцы, Шары бездарные в шикарных котелках, Что сердце, видя вас, боялось разорваться, Что вы ему внушали страх?!

Не вам его винить: весь мир любить готовый И видя только зло, — в отчаяньи, светло Он жаждал опьянеть, дабы венец терновый, Как лавр, овил его чело!..

Я узнаю во всем вас, дети злого века! Паденье славного — бесславных торжество! Позорно презирать за слабость человека,