9695

организовывать оборону у Мигалова, ворвались в правобережную часть Калинина. Этот день, 14 октября 1941 года, стал самым черным днем и в многовековой истории города Ржева. Наши войска вынуждены были уйти из Ржева. Они шли не на восток, а на северо-запад, в сторону ЛуковниковаТоржка. Этот отход сопровождался ежедневными ожесточенными боями с вооруженным до зубов противником. Три дня, с 17 по 19 октября, сдерживала натиск врага на древнем Мологинском тракте, что ведет из Ржева в Торжок, сформированная в Омске 178-я стрелковая дивизия. В этих боях у деревень Кресты-Мологино-Аполево-Фролово сибирская дивизия потеряла более двух с половиной тысяч человек [2].

На мраморных плитах воздвигнутого в Мологине, по инициативе омского рабочего Михаила Бородулина, мемориала высечены некоторые имена погибших здесь героев: отца Михаила Бородулина – командира взвода 693-го полка, младшего лейтенанта Ефима Бородулина; лейтенанта Юрия Барбмана, который в своем последнем бою подорвал первый вражеский танк гранатой, а вторым был задавлен сам; комбата 386-го полка лейтенанта Николая Каргачинского, (которому едва исполнилось 20 лет), но уже прославившегося уничтожением вражеского десанта на знаменитой Соловьевской переправе через Днепр под Смоленском...

В начале войны наши бойцы были вооружены в основном только винтовками. С захватом немецко-фашистскими войсками Ржева и Калинина возникла угроза прорыва противника в этом районе растянутой обороны Западного фронта и удара на Москву с севера. В этой напряженной обстановке 19 октября Ставкой Верховного Главнокомандования был сформирован Калининский фронт, командующим которого был назначен генерал-полковник И.С. Конев.

До 5 декабря войска Калининского фронта вели ожесточенные оборонительные бои. В конце ноября – начале декабря немецко-фашистские армии приблизились к Москве на расстояние 25-30 километров. Они перерезали семь железных дорог из одиннадцати, которые связывали столицу

171

со страной. Но Москва выстояла. Контрудары, нанесенные 5-6 декабря 1941 года по главным группировкам врага севернее и южнее столицы, переросли в контрнаступление Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов. 16 декабря части 29-й и 31-й армий вошли в Калинин. Первого января 1942 года 247-я, 252-я и 375-я стрелковые дивизии освободили Старицу. Завязались бои на подступах к Ржеву [5].

Страна узнала о Ржевско-Сычевской наступательной операции Красной Армии тогда, когда она по планам нашего командования уже заканчивалась. Это было первое с начала Великой Отечественной войны крупное наступление советских войск в летних условиях и одно из самых ожесточенных и кровопролитных сражений войны.

В эти летние дни и месяцы, когда враг рвался на Кавказ и к Сталинграду, Ржевский выступ являлся единственным участком на всем советско-германском фронте, где наши армии наступали. Установившееся с весны 1942 года относительное затишье на фронте севернее и западнее Ржева советские и вражеские войска использовали для подготовки к предстоящим летним боям. «Из тех двух направлений, – пишет в своих мемуарах Жуков, – на которых немцы, по мнению Верховного, могли развернуть свои стратегические наступательные операции, И. В. Сталин больше опасался за московское, где у них находилось более 70 дивизий... Я считал, что на западном направлении нам нужно обязательно в начале лета разгромить ржевско-вяземскую группировку, где немецкие войска удерживали обширный плацдарм и имели крупные силы»[3].

На Ржевском выступе немецко-фашистские войска к середине лета 1942 года создали глубоко эшелонированную полосу обороны, прочно зарылись в землю. Только перед фронтом 30-й армии Калининского фронта, перешедшей с конца апреля 1942 года к обороне, немцы соорудили по переднему краю на видимую глубину более 500 дотов и блиндажей, семь километров противотанковых рвов, три с половиной километра лесных завалов. Оборона немцев была построена со знанием дела. Каждый

172

населенный пункт был превращен в самостоятельный узел обороны с дотами и железными колпаками, траншеями и ходами сообщения. Перед передним краем в 20-10 метрах устанавливались сплошные проволочные заграждения в несколько рядов. Каждый холм, каждая лощина, каждый перелесок нейтральной полосы были пристреляны вражеской артиллерией. В обороне гитлеровцев был предусмотрен даже известный комфорт: наши русские березки использовались в виде перил лестниц и переходов, почти каждое отделение имело блиндаж с электропроводкой и двухъярусными нарами. В некоторых блиндажах, а это были вкопанные в землю дома колхозников, находились никелированные кровати, хорошая мебель, посуда, самовары, даже коврики. Оборонительные рубежи должны были сделать Ржев неприступным для советских войск со всех сторон. В июле немецкофашистские войска провели наступательную операцию под кодовым названием «Зейдлиц» против 39-й армии Калининского фронта, с января 1942 года занимавшей выступ юго-западнее Ржева. Тридцать девятая армия, полгода сражавшаяся в условиях полуокружения, испытывала неимоверные трудности, так как снабжение боеприпасами и продовольствием с помощью транспортной авиации и через «Нелидовский коридор» не могло обеспечить даже самых минимальных потребностей армии.

После освобождения частями Калининского фронта 17 января 1943 года города Великие Луки, находящегося в 240 километрах западнее Ржева, положение немецко-фашистских войск на Ржевском выступе еще более ухудшилось. Угроза окружения под Ржевом становилась для немцев реальной [3].

Арьергардные подразделения немцев бежали из Ржева утром 3 марта. На рассвете в безлюдный и тихий город вошла оперативная группа из 10 человек во главе со старшим оперуполномоченным особого отдела НКВД 30-й армии П.И. Коноваловым. Группа должна была незаметно проникнуть в Ржев, блокировать дом и пленить предателя – городского голову В.Я. Кузьмина. Немецкие траншеи переднего края были пусты, а в одном из

173

блиндажей топилась железная печь: видимо, немцы только что отошли. Уже

вРжеве с левого берега Волги чекисты увидели на противоположном берегу немецкую автомашину, в которой уезжали, видимо, солдаты из боевого охранения. Уходя из Ржева, фашисты 1 марта согнали в Покровскую старообрядческую церковь на улице Калинина почти все оставшееся в живых население города – 248 человек – женщин, стариков и детей, заперли железные двери и заминировали церковь. Пригоняли сюда семьями, некоторые приходили с пожитками. «Тех, кто отказывался или не мог дойти до церкви, – говорится в акте Чрезвычайной Государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков

вРжеве, – мужчин, женщин, детей, – фашисты расстреливали «за неповиновение немецким властям». Каратели ничего не объявляли и не объясняли. «Войдут, посмотрят, – вспоминает А. Г. Кузьмина, – и, ничего не говоря, уходят, только слышишь – гремят ключи»[2]. Двое суток в голоде и холоде, слыша взрывы в городе, ржевитяне каждую минуту ждали смерти.

Разрушенный Ржев представлял из себя сплошное минное поле. Даже скованная толщей льда и покрытая грязным от дыма и пороха снегом Волга была густо усеяна минами. Впереди стрелковых частей и подразделений двигались саперы, проделывая в минных полях проходы. Следом тащили на руках свои «сорокопятки», артиллерийские расчеты. На главных улицах стали появляться таблички с надписями «Проверено. Мин нет».

Семьсот седьмой стрелковый полк 215-й дивизии, занимавший до 3 марта позиции на северных окраинах Ржева, двигался через центр города. В ночь на 3 марта 2-й батальон этого полка встретил сопротивление врага в районе шелкокрутильной фабрики, но немцы быстро отошли. На Советской и Красноармейской сторонах Ржева уже были водружены красные флаги, когда утром 3 марта 618-й стрелковый полк 215-й дивизии под командованием майора Д. Ф. Бурого после овладения деревнями Ковалево и Хорошево вышел в район вокзала станции Ржев-2. Сюда же из пригородных деревень Сбоево, Чачкино и Домашино подошли бойцы 963-го стрелкового полка

174

274-й дивизии под командованием подполковника П.А. Модина. Не задерживаясь в Ржеве, части и подразделения 274-й и 215-й стрелковых дивизий двинулись вслед за отходившим противником на юго-запад.

Закончилась семнадцатимесячная оккупация Ржева. В Ржеве и районе после 14 месяцев боев наступила тишина. Пятого марта в передовой статье газеты 31-й армии «На врага» говорилось: «Быстро, от взвода к взводу, пронеслась радостная весть о взятии Ржева. Каждому советскому человеку дорог этот старинный русский город, близки его страдания... Далеко идущие планы строили фашистские генералы, цепляясь за высокие волжские берега, за стены Ржева. К нему сходится много дорог. Одна из них ведет к Москве. Но она же идет в Германию. Недаром бесноватый фюрер кричал своей солдатне, что потеря Ржева равносильна потере половины Берлина. Теперь мы можем сказать, с 3 марта 1943 года у Гитлера оставалась только половина его столицы»[5].

Известие об освобождении многострадального города Ржева мгновенно распространилось по всей Европе. Ржев после бегства немцев представлял собой страшную картину; сплошные развалины, во многих местах лежали изуродованные трупы горожан. При отходе командование 9-й армии удовлетворило желание Гитлера услышать по телефону взрыв волжского моста в Ржеве. Об этом ярко сказал писатель Василий Кожанов: «Взаимоистребительное Ржевское сражение, подобно схватке двух буйволов, подтвердило и умственное убожество обоих фюреров, берлинского и кремлевского, выявило в них суть гения разрушительства. Один издалека слушал с наслаждением ржевский взрыв, другой, спустя полгода после завершения битвы, пожелал увидеть кратерный пейзаж того же Ржева, ощутить обворожительный трепет от разрушительной силы своего возлюбленного бога войны – артиллерии. Не случайно поэтому он с многотысячным сопровождением 5 августа 1943 года посетил ржевские руины»[5]. Общий материальный ущерб, нанесенный оккупантами городу и району, по определению Чрезвычайной Государственной комиссии составил

175

полтора миллиарда рублей[3]. Но если материальный ущерб можно измерить и восстановить, то нельзя оценить страданий ржевитян, перенесших фашистскую оккупацию в городе и деревнях, которые в течение 14 месяцев являлись фронтовыми, нельзя восполнить потерю тысяч мирных жителей.

В конце 1942 года в боях под городом Ржевом Лихачев И.А. был тяжело ранен и контужен. Находился на излечении в Волоколамске, Москве, Ленинских Горках, Ташкенте и г. Сбараж под Ташкентом. После выписки из госпиталя дед был направлен в отдел кадров Среднеазиатского военного округа, оттуда переведен в 15-й запасной офицерский полк командиром офицерского взвода. Проходя службу в офицерском полку, открылась рана. Медицинской комиссией г. Ташкента был перекомиссован и получил ограничение 11 степени и отправлен в запас. В ноябре 1943 года был приписан в Арзамасский райвоенкомат, где предложили пойти работать в Новоусадскую среднюю школу, в которой с ноября 1943 года трудился военруком, учителем физвоспитания, учителем трудового обучения до ухода на пенсию в 1986 году.

Награжден орденом Отечественной войны I степени, многими медалями, в том числе «За доблестный труд в Великой Отечественной войне

1941–1945 гг.».

Посвящается моему прадедушке Ивану Андреевичу Лихачеву

МОЙ ДЕД

Список источников и литературы

1. Герасимов С.А. Великая Отечественная: Цена Победы. Ржев 42. М.: Изд-во «Яуза», 2007.

2.Большая российская энциклопедия. М.: Российская энциклопедия, 2004.

3.Кривошеев Г.Ф.и др. Гриф секретности снят: потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: стат. исслед. / Г.Ф. Кривошеев, В.М. Андроников, П.Д. Буриков. М.: Воениздат, 1993.

4.Первая Ржевско-Сычёвская наступательная операция 1942 года. М.: Новый взгляд,

2012.

5. Путь к Победе. Арзамас: ОАО «Арзамасская типография», 2000.

177

М.С. Лозицкая,

г. Нижний Новгород, Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ ГЛАЗАМИ ПОТОМКОВ

Как это ни странно, но в моей семье не принято много говорить о войне, тем более расспрашивать о ней. Однако это вовсе не означает, что мы ничего не знаем, относимся к этому событию с неуважением или вовсе не имеем к нему никакого отношения. Все мои прабабушки и прадедушки, так или иначе, приняли участие в войне. Один мой прадедушка погиб на фронте, не дожив всего день, один несчастный день до долгожданной победы. Другой

– усердно работал в тылу. Моя прабабушка воевала на фронте и чудом вернулась домой, другая жила в осажденном Ленинграде, а третья была еще слишком мала, чтоб воевать, но уже успела перенести все ужасы войны.

Из всех них я застала в живых только последнюю и хорошо помню тот момент, когда еще обучалась в начальной школе и нам дали задание расспросить родственников о войне. Я пришла к своей бабушке, Лозицкой Еве Романовне, в гости и спросила. Она не смогла сказать мне ничего того, что бы подошло для моей работы: ни дат, ни мест, ни событий и никакой захватывающей истории, но то, что я тогда увидела и услышала, мне хватит на всю жизнь. Она вдруг резко стала изучающее смотреть на меня, как будто вспоминая минувшие события, и сквозь слезы шептала всего лишь несколько слов: «везде стреляли… мы бежали… падали и прятались...». Это было нечто страшное, настолько, что даже невозможно передать словами.

Именно в тот момент я поняла, что война – это далеко не романтичное

изахватывающее событие, как иногда ее описывают в книгах. И она не состоит только из побед да подвигов. Война – это нечто настолько страшное

ижуткое, что даже мельчайшее воспоминание о прошедших событиях сеет

178

ужас в сердцах далеко не трусливых людей. Однако несмотря ни на что, мы должны помнить об этом, читать, смотреть фильмы, петь военные песни, расспрашивать очевидцев о том, как все было. Это необходимо нам для того, чтобы не допустить повторения величайшей трагедии, а еще как говорил Андрей Константинов в книге «Блокада»: «… они [воспоминания блокадников] очень важны для того, чтобы мы оставались людьми. Эти горькие страницы обязательно нужно читать. Лекарство, оно не обязательно должно нравиться. Лекарство может быть горьким, некомфортным, неприятным, но лекарства существуют для того, чтобы люди оставались здоровыми. В физическом, и самое главное, в нравственном смысле».

Очень хочу рассказать вам истории жизни двух моих прабабушек, которые когда-то слышала от своего дедушки. Они совершенно не похожи друг на друга. Единственное, что их объединяет – это пережитое испытание войны.

Где и когда родилась моя прабабушка, Некрасова Нина Федоровна, никому не известно. По ее немногим рассказам она и ее семья принадлежали к аристократии. И во избежание сталинских репрессий, и чтобы хоть как-то спасти детей, ее родители отправили их всех по дальним родственникам, у которых они скрывались несколько лет. Из-за этого возникла большая путаница в документах, где год рождения моей прабабушки варьируется от 1921 до 1925 года. Из-за чего невозможно точно установить, сколько ей было лет, когда началась война.

О ее родителях известно совсем немного. Только то, что отец, Некрасов Федор Иванович, погиб на войне в сентябре 1941 года в звании подполковника, а ее мать была расстреляна фашистами в конце 1942 г., в оккупированном немцами Мариуполе. Тогда, вместе с ней расстреляли ее десятилетнюю сестру и брата тринадцати лет.… Два старших брата также погибли на фронте. Где и когда неизвестно.

С 8 сентября 1941 г. по март 1942 г. моя прабабушка была на Северном фронте в составе 283 отдельного артдивизиона, сначала ответственным

179

секретарем ВЛКСМ, а затем политруком батареи. Несколько раз она рассказывала историю, которая сильно шокировала ее в годы войны. Как-то раз она с каким-то пареньком убегала от немцев. Бежать было уже некуда. Они выбежали на чистое поле со стогами сена. Силы были на исходе, и они решили спрятаться в одном из стогов. Тогда немцы стали протыкать каждый стог штыками от винтовок. Им повезло. Штык прошел прямо между ними, даже не задев, но парень испытал такое потрясение, что, когда они вышли из стога, его волосы, бывшие когда-то иссиня-черные, стали абсолютно седыми.

На войне она встретила своего будущего мужа – Акопяна Хачатура Тиграновича, который погиб за день до победы – 8 мая 1945 года. По ее словам, он просто вышел из танка, думая, что бой окончен, и его застрелили.

Вянваре 1944 года у нее родилась дочь.

Вмарте 1942 моя прабабушка была ранена и контужена, уволена из армии. Однако после лечения, в этом же месяце, она вновь вернулась на службу, только уже в качестве медсестры в Сарапульском эвакогоспитале №1735, где помогала раненым до 1944 года. После расформирования она была переведена в госпиталь № 3892, где работала уже старшей медсестрой. Еще в 1943 году она закончила десятимесячные курсы РОККовских медсестер, а после окончания войны твердо решила стать врачом и 1 сентября 1949 года смогла поступить в медицинский институт. Начиная с первого курса, она активно участвовала в жизни института и работала медсестрой в Ижевском Доме ребенка. Стараясь забыть те страшные годы, она с головой ушла в работу. Начиная с полевой медсестры, выросла до детского хирурга города Жиганска. Переехав, стала главным врачом в детском хирургическом отделении города Якутска, а затем и заслуженным врачом республики Саха (Якутия).

Однако несмотря на все ее старания, отголоски войны моя прабабушка помнила до конца своей жизни. Она боялась грозы. Это напоминало ей взрывы снарядов.

180