Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Учебный год 2023 г. / Великая реформа (стр. 104-110)

.pdf
Скачиваний:
25
Добавлен:
21.02.2023
Размер:
4.84 Mб
Скачать

своим выстрелом решил привлечь внимание к данному факту. Счетовод был оправдан, т.е. судебная палата "признала заслуживающим уважения тот же мотив, который приводила и Засулич в объяснение своего поступка"*(470).

Суд присяжных, в отличие от иных форм суда, оказывается тем механизмом, который очень чутко реагирует на все явления общественной жизни. Когда не предусмотрено легальных форм обнажения каких-либо социальных пороков, и средства, предоставленные законом, неэффективны, общество (в данном контексте - посредством правосудия) вынуждено принимать в отдельных случаях такого рода вызовы, отвечая на них доступными ему правовыми способами, в том числе через суд присяжных.

Таким образом, мнимая загадка отдельных оправдательных вердиктов присяжных, нередко вызывающих недоумение как в профессиональных кругах, так и в печати, может быть разгадана просто. Ключ к ней - в словах А.Ф. Кони: "Колеблясь между безусловным обвинением и оправданием, находя первое жестоким, а второе несправедливым, присяжные во многих случаях не мирились с знаменитым изречением "dura lex - sed lex" и, предпочитая несправедливость жестокости, выносили оправдательный приговор"*(471).

Например, оправдательный приговор Владимирского окружного суда в отношении 33 рабочих, обвиняемых в беспорядках на Морозовской фабрике, стал очередным поводом для критики суда присяжных. Последние были обвинены в том, что они признают "бунт - законным бунтом, грабеж - законным грабежом". Известный адвокат К.К. Арсеньев подобные упреки в адрес суда присяжных отверг

встатье "Суд присяжных и рабочий вопрос". Он писал: "Прежде чем бросать камень

вдвенадцать человек, присягнувших разрешить дело по совести и крайнему разумению, нужно же, по крайней мере, постараться дать себе отчет в побуждениях, ими руководивших, поискать оснований для того, что с первого взгляда может показаться непонятным или произвольным. Это работа не легкая, исполнимая разве для того, кто лично присутствовал при разборе дела и следил за ним непрерывно, с таким же напряженным вниманием, к ак и сами присяжные"*(472).

Доверяя дело суда представителям народа, не следует бояться оправдательных приговоров, которые почти во всех случаях могут быть объяснены "жизненной правдой".

Тем не менее нельзя исключать и возможные случаи постановления необоснованных обвинительных вердиктов. Плохо проведенное расследование, неравенство сил в процессе (в провинции нередко дела рассматривались без защитников), неразвитое правосознание крестьян, живучесть в их среде предрассудков - все это в итоге могло привести к обвинению без достаточных оснований. Так, широкую известность получило дело о мултанском жертвоприношении как пример грубой судебной ошибки. 11 крестьян-вотяков обвинялись в ритуальном убийстве односельчанина, 29 месяцев их держали в остроге без суда, некоторые не вынесли физических и нравственных страданий и признали свою вину. Дважды присяжные по этому делу выносили обвинительный вердикт, и дважды Сенат отменял приговор по процессуальным нарушениям. В третьем судебном процессе присяжные вынесли оправдательный вердикт *(473). Об

этом деле оставил воспоминания В.Г. Короленко, который приложил много усилий для исправления судебной ошибки. В конечном итоге справедливость восторжествовала, но прежде прошли 4 года страданий невинно осужденных людей.

Необоснованное оправдание и бездоказательное обвинение - судебные ошибки с разными социальными последствиями, поэтому в законе было предусмотрено правило, в соответствии с которым устанавливался контроль коронных судей по отношению к обвинительному вердикту присяжных с целью не допустить именно осуждения невиновного.

Так, ст. 818 Устава уголовного судопроизводства предусматривала: "...если суд единогласно признает, что решением присяжных заседателей осужден невинный, то постановляет определение о передаче дела на рассмотрение нового состава присяжных, решение которых почитается уже, во всяком случае, окончательным". В какой мере данная норма могла служить защитой от необоснованного обвинения, видно на изложенном примере. И.Я. Фойницкий отмечал, что право передачи дела новому составу присяжных по причине несогласия коронных судей с обвинительным вердиктом предполагает единогласие в коллегии профессиональных судей, "так что достаточен один протестующий голос, чтобы решение присяжных заседателей осталось в полной силе"*(474).

Влюбом случае возможность ошибок присяжных заседателей при вынесении решения едва ли больше, чем вероятность ошибок профессиональных судей.

§4. Суд присяжных и общество

Взаключение следует задать вопрос: почему суд присяжных стал краеугольным камнем Судебной реформы второй половины XIX в., почему была выбрана именно такая форма суда с народным элементом?

Дело в том, что новые принципы уголовного судопроизводства, которые реформаторы хотели заложить как основу процессуального законодательства, быстро и наилучшим образом могли реализоваться только в суде присяжных.

Гласность, устность процесса, равноправие и состязательность сторон, переход от теории формальных доказательств к правилам свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению - все это лучше и быстрее можно было осуществить в рамках такой формы суда.

Судьи, которые привыкли "взвешивать" на весах правосудия совершенные и несовершенные доказательства, не могли сразу отказаться от прежних стереотипов. Приходилось преодолевать отношение к признанию обвиняемым своей вины как к лучшему доказательству. Например, в упомянутом нами процессе по делу Веры Засулич товарищ прокурора К. Кессель в своей обвинительной речи говорил: "...если человек взрослый, <...> обладающий умственными способностями, сознается в преступлении, то из этого можно выводить одно только заключение, что преступление действительно совершено лицом сознающимся. Таким образом, сознание служит достаточным доказательством тех фактов, относительно которых оно делается"*(475).

Нужно было время, чтобы новые правила судопроизводства укоренились и дали крепкие ростки на российской почве. Суд присяжных был в этом смысле наиболее подходящей формой судопроизводства. Гласность и устность процесса содействовали правовому просвещению и формированию гражданского правосознания. Не только присяжные в ходе судебного разбирательства постигали азы демократических принципов правосудия, но и публика в зале заседаний.

Всилу нравственного чувства присяжные понимали, что нельзя решить судьбу обвиняемого, предварительно не обдумав всех обстоятельств дела. Наблюдая в процессе за тем, как защитник подвергает анализу и сомнению доказательства и факты, о которых говорил прокурор, присяжные проникались мыслью, что признать человека виновным можно лишь под давлением доказанных фактов.

Вопределенном смысле суд присяжных стал школой гражданского общества. Россия только недавно освободилась от феодального рабства - крепостного права. Общество было разделено на сословия, и каждое обладало только ему присущим правовым статусом. Такое положение признавалось естественным. Однако в судебном заседании с участием присяжных в одну коллегию объединялись помещик и крестьянин, чиновник и свободный художник, купец и студент. Они вместе обсуждали обстоятельства дела и принимали по нему решение.

Разумеется, до признания равенства гражданских прав было далеко, но равенство всех сословий перед судом уже можно было наблюдать. Это проявлялось в равном обращении председательствующего и судей ко всем народным представителям, выражалось в решениях присяжных, которые независимо от сословной принадлежности подсудимых обвиняли их и оправдывали. "Новые суды и правила судопроизводства были едины для всех сословий. При определении на должности в пореформенный суд, как и при формировании коллегии присяжных, сословная принадлежность роли не играла"*(476).

Создание всесословного суда в ходе реформы ускоряло процесс стирания сословных различий, что вызывалось потребностью экономического развития страны. Однако процесс этот был медленным и небезболезненным. Например, известны факты грубого обращения чинов судебного ведомства с присяжнымикрестьянами, особенно в провинции. В литературе можно встретить указание на случаи, когда вся коллегия голосовала в согласии с мнением одного человека, если это был присяжный из "господ", а остальные - крестьяне. Н.П. Тимофеев писал: "Сословная наша рознь, воспитавшая нас в своих принципах в течение целых столетий, не утратила своего значения в среде нашего общества по настоящее время, а напротив, целиком перешла и на почву присяжных"*(477).

Особенно заметно это проявлялось в провинции. Крестьянам сложно было осознать себя равными с господами, что не могло не вредить принятию коллегиальных решений присяжными. Вместе с тем условия, в которых должен был действовать суд, объективно способствовали проникновению в сознание разных социальных слоев демократических идей равенства, уважения прав и достоинства личности.

Рожденный в ходе Судебной реформы суд присяжных, несмотря на

непростые условия его существования, становился важным социальным институтом, воплощением идеалов независимого правосудия, поэтому защита суда присяжных от несправедливых обвинений - это защита демократических принципов судопроизводства, наиболее полно выраженных при данной форме суда с участием представителей народа.

Глава 7. Судебная реформа и общее развитие правовой культуры (на примере Профессорского дисциплинарного суда при Императорском Московском университете)

§ 1. Судебная реформа и Университетская реформа: дисциплинарное правосудие как связующее звено между ними

Как был о отмечено в предыдущих главах, Судебная реформа осуществлялась в общем контексте выдающихся государственных преобразований в Российской империи, поэтому неправильно было бы рассматривать ее совершенно изолированно. Одновременно с ней проходили крестьянская, земская, университетская и другие реформы как важнейшие элементы эпохи Великих реформ. В рамках данной главы нет возможности остановиться на каждой из них, но одну из этих реформ обойти вниманием нельзя ввиду ее особой важности для становления судебной власти и новых юридических профессий, требовавших подготовки соответствующих кадров.

Речь, разумеется, идет об Университетск ой реформе, к оторая предшествовала Судебной реформе 1864 г. и вылилась в принятие нового Университетского устава 1863 г . Университетская реформа " была приз остановить упадок российских университетов, который к концу 50-х годов XIX века стал очевидным фактом, и создать условия для подъема их на новый, более высокий уровень" *(478). Идеологи Великих реформ прекрасно понимали, что в условиях упадка высшего образования Судебная реформа, как, впрочем, и другие, обречена на провал. Кадровое наполнение новых судов, прокуратуры, адвокатуры требовало сильных университетов и сильной независимой профессуры*(479).

Университетскую реформу принято анализировать в традиционном ключе - через призму содержания университетских курсов, развития науки, статуса студенчества и профессорско-преподавательского корпуса, степени автономии университетов по отношению к контролирующим министерским органам и т.п. *(480) Это правильно и оправданно, отчасти некоторым из указанных проблем будет посвящена следующая глава данного исследования. Однако есть один момент Университетской реформы, на который редко обращают внимание, но он особенно интересен как раз в контексте связи двух важнейших реформ - Судебной и Университетской, причем связи не духовной или ментальной, а непосредственно институциональной. Речь идет о дисциплинарном университетском правосудии (дисциплинарных университетских судах), когда суды как бы поделились своей судебной властью с университетами, что в конечном итоге усилило не только

университеты, но и сами суды. Иными словами, в силу особой природы университетской деятельности было признано, что соответствующие споры должны рассматривать не ординарные судебные установления, а специальные дисциплинарные юрисдикции в рамках самих университетов. Так создавалась особая ткань не только общей, но и правовой культуры, без которой ни одна судебная реформа увенчаться успехом не может.

Своего расцвета дисциплинарное университетское судопроизводство достигло к началу XX столетия, когда почти 15 лет - с 1902 по 1917 г. - в российских высших учебных заведениях действовали так называемые профессорские дисциплинарные суды. Правовой основой их создания стали Высочайше утвержденные 24 августа 1902 г. "Временные правила о профессорском дисциплинарном суде в высших учебных заведениях Министерства Народного Просвещения"*(481) (далее - Временные правила). Позже, 24 января 1908 г., была принята также "Инструкция профессорскому дисциплинарному суду при университетах"*(482). Подобный суд был образован и при Императорском Московском университете. Именно на примере данного конкретного суда мы и рассмотрим интереснейший феномен дисциплинарного университетского судопроизводства, который ныне основательно забыт.

Профессорские дисциплинарные суды начала XX в. в целом и Профессорский дисциплинарный суд при Императорском Московском университете в частности, по сути, были отголосками Университетской и Судебной реформ середины 1860-х годов, своего рода их если и не прямым, то по крайней мере косвенным результатом. Можно даже сказать, что профессорские дисциплинарные суды родились в правовой атмосфере, созданной именно Великими реформами.

Даже в сугубо институциональном смысле профессорские дисциплинарные суды образовывались, конечно, не на пустом месте. Фактически они стали преемниками так называемых университетских судов, правовое положение которых определял "Общий устав Императорских Российских университетов" от 18 июня 1863 г. (далее также - Устав) *(483), содержавший раздел "Об Университетском Суде" (гл. I, отд. III). В соответствии с положениями Устава совет университета должен был ежегодно избирать из профессоров трех судей и на случай болезни или отсутствия кого-либо из них - трех кандидатов; избранные утверждались в должности попечителем учебного округа; по крайней мере один из судей и один из кандидатов принадлежали к юридическому факультету, при этом именно представитель данного факультета председательствовал в суде, а если таких судей было двое, то "тот из них, кто набрал больше голосов при избрании". Правила о взысканиях, налагаемых на студентов проректором или инспектором, ректором, правлением и судом, а также о порядке делопроизводства в университетском суде должны были составляться каждым университетом самостоятельно и утверждаться попечителем. Были ли университетские суды реально созданы после 1863 г.? На этот вопрос сложно пока дать однозначный ответ, во всяком случае применительно к Московскому университету *(484), но представляется, что активно функционировавшим институтом университетские суды так и не стали. Тем логичнее обращение в этом смысле к профессорским дисциплинарным судам начала XX в. - своего рода "отложенному" реальному результату начинаний

Университетской реформы 1863 г.

Характерно даже, что, как будет показано далее, через 39 лет Временные правила 1902 г. практически дословно воспроизводили относившиеся к деятельности университетского суда нормы Устава 1863 г. применительно теперь уже к профессорским дисциплинарным судам. Однако сказать, что произошло банальное переименование органа дисциплинарной юрисдикции или, допустим, запоздалое введение в действие положений 1863 г., тоже нельзя. Полномочия профессорских дисциплинарных судов оказались значительно шире, деятельность их была детально регламентирована. В этом смысле если профессорский дисциплинарный суд и выступает в качестве своего рода практического воплощения замысла 1863 г., то в техническом плане институциональные контуры реализации с контурами первоначальной идеи совпадают отнюдь не полностью.

При этом возник ает еще один вопрос: почем у професс орские дисциплинарные суды и в первую очередь суд при Московском университете были созданы именно в 1902 г.? Иными словами, почему реальная потребность в практической реализации идей 1863 г. возникла именно в этот момент? Было бы ошибкой полагать, что имела место некая поэтапность введения в действие Университетской реформы (как это было в случае с Судебными Уставами), запланированная реформаторами 1863 г. Нет, речь скорее шла о возникновении нового социально-политического контекста, потребовавшего вспомнить о дисциплинарной университетской юстиции и необходимости ее автономии от юстиции общегражданской.

В конце XIX - начале XX в. в Москве участились случаи студенческих волнений и беспорядков. Активно выражали свою позицию также студенты Московского университета. Ярким примером накала политической борьбы стала трагическая гибель министра просвещения, бывшего ректора Московского университета Н.П. Боголепова: он был смертельно ранен бывшим студентом того же университета П.В. Карповичем 14 февраля 1901 г. Убийство было совершено из мести: в том же году по распоряжению Н.П. Боголепова за участие в студенческих беспорядках 183 студента Императорского университета имени святого Владимира в Киеве (ныне Киевский университет) подверглись исключению и отправлению в действующую армию*(485).

Для выяснения причин студенческих волнений Совет Императорского Московского университета 28 февраля 1901 г. избрал Комиссию по делам студенческих учреждений. В ее докладе было отмечено, что "частые случаи увольнения и исключения из Университета, со всеми тягостными последствиями этих кар (высылкой из университетского города, потерей семестра или года, лишение стипендии и, наконец, лишение права на продолжение образования) должны были поставить на очередь вопрос о правильной организации университетского суда. И, прежде всего, должна была возникнуть потребность обеспечить этот суд в делах столь важных от возможностей случайных ошибок и неосновательных решений. Для этого представляется необходимым, чтобы университетский суд усвоил основные гарантии каждого правильного суда, поскольку они применимы в пределах дисциплинарного судопроизводства"*(486).

Отвечая на эту потребность, Министерство народного просвещения

организовало в 1902 г. Профессорский дисциплинарный суд, который давал известные гарантии "правильного" судопроизводства. Совет Московского университета к введению Профессорского суда отнесся с полным сочувствием и утвердил для него подробную инструкцию в развитие Высочайше утвержденных Временных правил от 24 августа 1902 г. Инструкция Совета "Профессорскому Дисциплинарному Суду при Московском Университете" была одобрена Советом 10 ноября 1903 г. (далее - Инструкция)*(487). Ректором Московского университета в то время был А.А. Тихомиров.

Введение "правильного суда" для рассмотрения дел, в том числе об исключении студентов из университета, было, по нашему мнению, определенным компромиссом между властями и политически активным студенчеством. Жестокие расправы над студентами, отправление их в действующую армию и прочие меры такого рода не только не успокаивали ситуацию, но напротив - порождали еще большее недовольство и приводили к новым сходкам и митингам уже с требованием восстановить права исключенных.

В этой связи мы не можем согласиться с мнением некоторых авторов о том, что Профессорский суд стал карательным органом, преследовавшим свободомыслие в университетской среде *(488). Приводимый здесь материал опровергает эту упрощенную точку зрения. Так, в состав Профессорского дисциплинарного суда при Московском университете входил заслуженный профессор Н.А. Умов, который вместе со студентами участвовал в сходке с требованием о допущении женщин к университетскому образованию. Вспомним также, что университеты с момента своего создания в Европе находились под защитой государственной власти и имели ряд привилегий. Одной из них была возможность для профессоров, учителей, студентов быть судимыми университетским судом. В иной суд дела могли быть переданы только с ведома администрации университета*(489). В этом смысле концептуально университетская дисциплинарная юстиция является не более "карательной", чем юстиция вообще. В случае профессорских дисциплинарных судов происходит просто определенное разграничение компетенции между университетами и судами как представителями общегражданской власти, причем в большинстве своем такое разграничение проводится как раз в интересах членов университетской корпорации (профессоров и студентов) для обеспечения их независимости. Впрочем, идеализировать профессорские дисциплинарные суды также было бы неправильно, как и любые иные суды. Как и в случае с общей юстицией, очень многое зависело от реальной практики и персоналий.

§ 2. Порядок формирования и организация деятельности Профессорского дисциплинарного суда

Само наименование суда - "профессорский" - объяснялось его составом. Временными правилами в п. 1 установлено, что совет учебного заведения или соответствующее ему учреждение "избирает ежегодно из числа профессоров оного: в университете пятерых судей и на случай болезни или отсутствия которого-либо из

них пятерых кандидатов". В других учебных заведениях допускалось создание профессорского дисциплинарного суда в сокращенном составе - трех судей и соответственно трех кандидатов. Особый интерес представляет примечание к п. 1 Временных правил, где сказано о том, что в учебных заведениях с юридическим факультетом по крайней мере один из судей и один из кандидатов должны принадлежать "сему факультету". Мы уже упоминали об аналогичной норме в "Общем уставе Императорских Российских университетов" 1863 г.

Избранные судьями и кандидатами в судьи лица утверждались в этих должностях попечителем учебного округа. Возникает закономерный вопрос о возможности влияния попечителя на рассмотрение конкретных дел. Ответить на него поможет дело студента Рихарда Фронштейна, согласно постановлению Профессорского дисциплинарного суда подлежавшего удалению из университета на один год. С прошением о смягчении ему наказания к ректору обратился попечитель Московского учебного округа. В свою очередь ректор Московского университета передал прошение в Профессорский дисциплинарный суд. Председатель суда Д.Н. Зернов в ответ на это обращение сообщил: "Имею честь донести Вашему Превосходительству, что Профессорский Дисциплинарный Суд в заседании своем 9 декабря 1904 г., заслушав предложение г-на Попечителя Московского учебного округа от 26 ноября 1904 г. N 26 664 о смягчении наказания студенту 5 курса медицинского факультета Р. Фронштейну, присужденному приговором 18 ноября 1804 года к удалению из университета, нашел, что в распоряжении его не имеется каких-либо новых данных, которые оправдывали бы изменение сделанного постановления" *(490). Попечителю ничего не оставалось, кроме как утвердить вынесенное ранее судебное решение, что и произошло 31 декабря 1904 г. *(491) Этот случай позволяет сделать вывод о том, что Профессорский дисциплинарный суд при Московском университете мог действовать достаточно независимо.

Деятельностью дисциплинарного суда руководил председатель, избираемый советом учебного заведения из числа судей по предложению ректора. Председателем становился профессор, получивший наибольшее число "записок", т.е. голосов на выборах. Кандидатуру председателя утверждал также попечитель учебного округа. В случае отсутствия председателя его обязанности выполнял тот член суда, который получил наибольшее число голосов при избрании в совете. Затем сами судьи по предложению председателя в совещательном заседании избирали секретаря суда, который согласно Инструкции осуществлял "наблюдение за делопроизводством и письменными сношениями Суда, за ведением и хранением книги решений и самих дел, за посылкой повесток. По соглашению с Секретарем С уд а в е го р а с п о р я ж е н и е м о г п р и гл а ш ат ь с я П р а вл е н и е м о с о б ы й делопроизводитель". В 1907 г., например, в Профессорском дисциплинарном суде при Московском университете работал не только делопроизводитель, но два рассыльных и даже швейцар*(492).

Структуру и порядок формирования профессорского дисциплинарного суда поможет уяснить следующая схема:

Утверждаются попечителем учебного округа (ежегодно)

Профессорский

Председатель

Всего 5 человек

Избираются

 

дисциплинарный

Судьи

 

советом учебного

 

суд

Кандидаты

5 человек

заведения

 

Первым председателем Профессорского дисциплинарного суда при Московском университете был избран заслуженный ординарный профессор Императорского Московского университета, действительный статский советник Дмитрий Николаевич Зернов *(493). 10 октября 1903 г. попечитель Московского учебного округа также утвердил судьями Профессорского суда заслуженного ординарного профессора Н.А. Умова, заслуженного ординарного профессора графа Л.A. Камаровского, ординарного профессора Д.П. Анучина, экстраординарного профессора П.И. Новгородцева. Кандидатами в судьи были утверждены ординарные профессора: А.П. Павлов, М.М. Покровский, И.Т. Тарасов, Б.К. Млодзеевский, И.К. Спижарный *(494). Примечательно, что сам Д.Н. Зернов юристом не был*(495). Юристами были судьи Л.A. Камаровский и П.И. Новгородцев и кандидат в судьи И.Т. Тарасов (специалист по уголовному и полицейскому праву).

Иногда профессора Московского университета по разным причинам отказывались от работы в составе дисциплинарного суда. Так, 13 сентября 1909 г. профессор юридического факультета Г.Ф. Шершеневич направил прошение на имя ректора А.А. Мануйлова об освобождении его от обязанностей кандидата в судьи дисциплинарного суда. Для того чтобы лучше проиллюстрировать сложившуюся практику, приведем полностью текст этого прошения: "Многоуважаемый Александр Аполлонович! В заседании 12 сентября Совет почтил меня избранием в кандидаты дисциплинарного суда. К сожалению, результаты выборов обнаружились в мое отсутствие. При том полулегальном положении, которое создалось без нас, выборонцев, особенно ввиду отказа г-на Министра утвердить меня членом испытательной комиссии *(496), а П.И. Новгородцева профессором, я не считаю себя вправе принимать какую-либо должность по университетскому управлению. Ввиду этого я прошу Вас освободить меня от возложенной на меня обязанности кандидата дисциплинарного суда. Искренне и глубоко уважая Вас Г. Шершеневич"*(497). Текст письма пронизан достоинством и обидой не только за себя, но и за коллегу. Необходимо отметить, что на выборах в Совете 12 сентября 1909 г. Г.Ф. Шершеневич набрал 26 голосов (больше - на 5 голосов - было только у B.C. Гулевича). Впоследствии ректор удовлетворил прошение Г.Ф. Шершеневича, и в Профессорском дисциплинарном суде его заменил ординарный профессор В.К. Мальмберг, получивший на заседании Совета 28 сентября 1909 г. всего 10 записок.

В мае 1910 г. прошения ректору об освобождении от своих обязанностей в дисциплинарном суде также направили судья Д.Ф. Егоров и кандидат B.C. Гулевич*(498).

Особую роль в организации деятельности дисциплинарного суда играл ректор университета. Только он мог передавать дела на рассмотрение в Профессорский

суд. При этом все решения суда в первую очередь направлялись именно ректору. Профессорский дисциплинарный суд помимо докладов по текущим делам должен был представлять ежегодный отчет о своей деятельности. Составлял и подписывал отчет председатель Профессорского дисциплинарного суда. В отчетах содержались сведения о составе суда, количестве заседаний, существе рассмотренных им дел и вынесенных решениях.

Приведем в качестве примера небольшой фрагмент из отчета о деятельности Профессорского суда при Московском университете в 1907-1908 академическом учебном году:

"В течение весеннего полугодия 1908 года Суд имел шесть заседаний, в которых рассмотрены восемь дел. Одно из них заключалось в оскорблении студентом должностного лица в зале [Суда]. Обвиняемый по предложению Суда извинился перед потерпевшим и в виду примирения сторон дело это прекращено. По другому делу обвинялись два студента за ссору и драку, происшедшую между ними в здании клиники Университета. На основании показаний лиц, привлеченных к Суду, и в виду примирения поссорившихся, сделан им от Суда выговор (п. 2 "Правил").

Пять следующих дел были однородны и касались передачи восемью студентами входных билетов посторонним лицам. По рассмотрении Судом этих дел, двум обвиняемым сделано от Суда замечание (п. 1 "Правил"). Один из обвиняемых признан невиновным; двух обвиняемых Суд оправдал; одному - сделан от Суда выговор (п. 2 "Правил"); двое обвиняемых переведены из студентов в вольнослушатели до осеннего полугодия 1908-1909 учебного года (п. 4 "Правил"); кроме этого один из них, не признавший на Суде свой поступок предосудительным, приговорен еще к "нравственному порицанию" (п. 5 "Правил").

По восьмому делу были привлечены два студента, обвинявшиеся в предосудительном поведении в провинциальном трактире. Обвиняемые, ввиду понесенного ими ранее наказания по решению администрации, приговорены к замечанию от Суда (п. 1 "Правил о взысканиях")"*(499).

Всего в 1907-1908 учебном году суд провел 13 заседаний и рассмотрел 11 дел в отношении 16 студентов.

Необходимо отметить, что помимо обязательных ежегодных отчетов Профессорский дисциплинарный суд при Московском университете мог обращаться к ректору и с предложениями об усовершенствовании порядка деятельности университета. Так, в декабре 1907 г. суд направил ректору предложение о том, чтобы при переходе студента на другой факультет место его замещалось не по соглашению между студентами, а по распоряжению декана соответствующего факультета*(500).

§3. Компетенция Профессорского дисциплинарного суда

Вобщих чертах круг дел, подлежащих рассмотрению профессорскими дисциплинарными судами, был установлен в п. 4 Временных правил. Инструкция 1903 г. определила компетенцию именно Профессорского дисциплинарного суда